СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ РАЗВЕДЧЕСТВА-СКАУТИЗМА
№31 (88) апрель 2004 г.
ISSN 1523-1941
Редактор-издатель: R. Polchaninov,
6 Baxter Ave., New Hyde Park, NY 11040-3909, USA
rpolchaninov@verizon.net

ПСКОВ 1943

ПРИЕЗД
Я приехал во Псков из Риги в марте 1943 г. При выходе из поезда я должен был показать удостоверение личности и пропуск через границу прифронтовой полосы (Operation Gebiet). У меня было всё в порядке, но проверявшему показалось что-то подозрительным и он вызвал жандарма. Вызванный был в форме немецкого солдата, только немножко ниже воротничка у него на цепочке висела металлическая пластинка с надписью «фельджандарм». Он посмотрел на моё варшавское удостоверение и спросил меня откуда я приехал. Я ответил, что из Риги.
А где ваш паспорт? Спросил меня жандарм.
Я сказал, что кроме варшавского удостоверения у меня никаких других удостоверений нет.
Идём со мной, сказал мне жандарм и отвёл меня в тюрьму. Там он и начальник тюрьмы объяснили мне, что для приезда в Псков у меня должен был бы быть советский паспорт, как у всех жителей Прибалтики, и объявили мне, что я не арестован, но должен буду переночевать в тюрьме, пока они не выяснят, в чём дело. На следующий день, выяснив в чём дело, меня отпустили.
У меня было направление к о.Георгию Бенигсену, настоятелю кладбищенской церкви св.Димитрия мироточивого «в поле». Отец Георгий проживал в доме напротив кладбища в конце Петровского (в советское время Плехановского) посада. Дорога была неблизкой, а трамвая не было. Говорили, что немцы все псковские трамваи отправили в Кенигсберг. Я шёл, смотрел по сторонам, слышал везде русскую речь и радовался, что я в России. Постройки городского типа вскоре кончились и начались деревянные домики, которых раньше я нигде не видывал. Вот тут я впервые почувствовал себя на родине. На спине у меня был рюкзак и обе руки были заняты багажом. Я очень устал. Отец Георгий был предупреждён о моём прибытии. Он меня очень радушно встретил, сказал, что давно ждал себе помощника, накормил обедом и тут же обсудил со мной все дела. В доме где жил о.Георгий размещался приют, школа, Надежда Георгиевна Одинокова, которая заведовала приютом, её сестра Зинаида и Анна Акимова, на которой держалось всё хозяйство. Поручив меня Надежде Георгиевне, о.Георгий ушёл по своим делам.
Надежда Георгиевна указала мне куда сложить вещи и где я буду ночевать. К сожалению, в доме свободной комнаты не было и мне, как и другим учителям надо было устраиваться в городе. На следующее утро я пошёл в умывалку и тут познакомился с замечательным изобретением советского времени. Проточной воды в умывалке не было, но над каждым тазом была банка с отверстием внизу, которое закрывалось клапаном, от которого спускался вниз металлический стержень. Приподнимая стержень из отверстия начинала течь вода. Позавтракав, я пошел в канцелярию Псковской православной миссии, которая находилась в кремле. Мне сразу выдали необходимые бумаги и составили «заявление» для «Горуправления» о выделении «жилплощади». В «капстранах» полагалось писать «прошение», но советское правительство, в целях пропаганды, делало вид будто бы граждане «хозяева» страны и они ничего не должны просить, а только заявлять о своих желаниях. Всё это мне было известно ещё в Югославии, когда я проходил НТСовский курс НПП – Национально-политической подготовки.

В Горуправлении мне сразу дали «ордер на комнату» и «прикрепили» меня к «Эстонской столовой». Эстонская столовая находилась на втором этаже дома, в котором на первом этаже была аптека, что на углу Великолуцкой (в советское время – Советской) и Профсоюзной. Как при немцах официально именовалась Профсоюзная улица – не знаю. Если не ошибаюсь, то немцы переименовали улицу Ленина в Adolf Hitler Strasse, а Октябрьский проспект в Pleskauer Hauptstrasse a всем другим вернули их старые названия. Псковичи старыми названиями не пользовались, а продолжали пользоваться привычными советскими. Почему столовая называлась «Эстонской», я тоже не знаю. Там столовались служащие миссии, приехавшие во Псков, за редким исключением из Латвии, и местные жители, работавшие в Горуправлении или отделе немецкой пропаганды. Возможно, что там столовались и какие-нибудь служащие других учреждений, но знаю точно, что на служащих ветеринарной лечебницы эта привилегия не распространялась. Кормили прилично, лучше чем в берлинских ресторанах, где мне пришлось питаться в начале 1942 г. Давали только обеды, а на завтрак и ужин давали продукты.
Комнату я получил на Успенской улице (в советское время – Калинина) в доме 10, кв. 4, куда я в тот же день и перебрался. Там меня ждало ещё одно изобретение советского времени – неизвестная Западу тарелка-громкоговоритель, именуемая «радиоточкой».
27 марта было моим первым днём работы. Во втором классе преподавать Новый Завет я должен был по довоенному учебнику, изданному в Риге, а в третьем классе Литургию по Церковному календарю на 1943 г., изданному Православной миссией во Пскове, под редакцией о.Николая Трубецкого, но тоже напечатанному в Риге. На последней внутренней обложке календаря было объявление, что учебник Закона Божия только готовится к печати. В Дмитриевской школе было три класса. В самом младшем классе Закон Божий преподавала Зинаида Фёдоровна Соловская. Все ученики были окончившими начальную школу и старше 12 лет. Для немцев все старше 12 лет были рабочеобязанными, но для учеников церковных школ немцы делали исключение, и свои продовольственные карточки ученики получали в школе.
О.Георгий представил меня и одному и другому классу, пригласил меня вечером на ужин, а сам ушел по своим многочисленным делам. Вечером меня ждала неожиданность, тронувшая меня до глубины души. Ужин был устроен по случаю моего дня Ангела. Присутствовали все обитатели дома, а также и Зинаида Фёдоровна и ещё один преподаватель – Константин Иосифович Кравчёнок. Разговоры были на школьные темы. Меня спрашивали о впечатлении от учеников и говорили о том, как возникла школа и с какими трудностями ведётся школьная работа.

КРАЕВЕДЕНИЕ

Оказавшись в таком старинном и знаменитом городе как Псков, мне, конечно, хотелось поскорее узнать его историю. В первый же день я приобрёл путеводитель, который был предназначен для любознательных немцев, а не для русских жителей. С него началась моя краеведческая коллекция, которую я потом пополнял покупками на «Барахолке». Я был очень удивлён, когда из разговоров с моими учениками выяснил, что они, живя во Пскове, почти ничего не знают об истории своего города. В советское время главной темой было хождение по Ленинским местам, а не настоящее краеведение. Говорят, что в 1930-х годах всех псковских краеведов пересажали и их журнал «Познай свой край» прикрыли и спрятали в спецхран. Я спросил разрешение у о.Георгия устроить с учениками краеведческую прогулку по городу, но он этого мне не разрешил, сказав, что немцы следят за каждым нашим шагом и у него и у учителя Кравчёнка уже были с ними неприятности. Мы договорились, что на уроках я буду говорить только о псковских святых, и о памятниках с ними связанных. Однажды, собрав ребят в кремле, а это была территория миссии, я им, забравшись на колокольню св. Троицкого собора, рассказал легенду о том, как св. Ольга, увидев в пасмурную погоду три луча солнца, падавших на холм у впадения Псковы в Великую, повелела на этом месте построить св.Троицкий собор, как св. князь Давмонт постороил Давмонтов город, как шведы в 1615 г. разрушили монастырь, от которого осталась только наша св.Дмитриевская церковь, как Петр Великий, во время Шведской войны, для укрепления города, велел насыпать бастионы, засыпав таким образом несколько церквей. Один из таких бастионов, с засыпанной под ним церковью св.Николая, был всем известен под названием Лапина горка. Для ребят я написал от руки под копирку на трёх страницах путеводитель с приложением плана города, и они, по нему, сами, совершали краеведческие походы по городу.
Однажды из Варшавы в Псков, по каким-то делам приехал Борис Софронович Коверда. Он привёз в подарок настоящий ладан, которого в Пскове не было, и наши батюшки употребляли вместо ладана сушёную ромашку. Меня в миссии попросили показать гостю город, что я, конечно, с удовольствием сделал. Показывал я город и члену НТС Роману Николаевичу Редлиху, преподавателю школы пропагандистов в Вустрау, приехавшему в Псков для инспекции своих учеников.

ПЕСНИ ОККУПИРОВАННОГО ПСКОВА

Приехал я во Псков с хорошим запасом советских песен. В НТС знанию советских песен уделялось много внимания, так как знание советских песен, в некоторых случаях, давало нам эмигрантам, возможность легче найти общий язык с советскими собеседниками. Благодаря знанию советских песен, мои ученики вскоре признали меня «своим человеком». Хотя меня ребята и называли «на Вы» и по имени и отчеству, я всегда чувствовал близость и взаимное доверие. Когда при первом знакомстве я услышал детскую песенку «Мы едем, едем, едем в далёкие края...» я тут же её записал. Ребятам понравилось меня чему-то учить и они старались мне спеть что-нибудь такое, чего бы я не знал. В другой раз они спели мне добавочный куплет к песне «Как много девушек хороших..», который мне очень понравился:

Трамвай ползёт как черепаха
Кондуктор спит как бегемот
Вожатый лает как собака
Пройдите граждане вперёд
А сам поёт: Как много девушек хороших..и т.д.

Получилось смешно, я записал слова и все были довольны. Как-то потом ребята спели мне на мотив «Тачанки» песню про подлиз:

Ты лети с дороги парта, дверь с дороги уходи
В клас приходит к нам учитель и подлизы впереди.
Эх, подлизы-разподлизы, наша гордость и краса
Разлюбезные подлизы. Все четыре колеса.

Дальше слов не было, но я и это записал себе в тетрадку.
Однажды, после конца урока, когда все ушли на перемену, ко мне подошла одна девочка, и с видом заговорщика спросила меня, знаю ли я песню про кривоного фашиста. Я, конечно, такой песни не знал, и она мне спела вполголоса пародию:

По военной дороге шёл фашист кривоногий
И поллитра к груди прижимал.
Он зашёл в ресторанчик, выпил водки стаканчик.
Восемнадцатый год вспоминал.

Я спросил, какие слова идут дальше, но девочка их не знала. Видимо, их и не было. Я поблагодарил, но записал только первые слова. Записывать всё было бы рисковано. Потом мне спели ещё одну пародию:

Не цветут ни яблони ни груши.
Порубили немцы на дрова.
Не выходит на берег Катюша.
На работе в лагере она.

И тоже дальше слов не было. Такими же неполными оказались и две пародии на «Синенький платочек». Проф. Владимир Гаевич Тремль утверждает, что первое четверостишье было ему известно в Харькове. Видимо оно, как и некоторые подпольные песни, не было местного происхождения, а распространялось при помощи листовок.

Синенький скромный платочек немец в деревне украл.
В зимние ночки синим платочком спину себе прикрывал.
Но вот, зимой, удар получив под Москвой
В панике Фрицы бегут от столицы. Им не вернуться домой.

и

Синенький скромный платочек немец мне дал постирать.
А за работу хлеба кусочек и котелок облизать.

Ребята поняли, чем меня могут удивить, и однажды одна девочка расхрабрилась, и спела мне длинную антинемецкую песню на мотив «Спят курганы тёмные...» – «Молодые девушки немцам улыбаются...». Спела мне всю, и я спросил её, откуда она её знает.
- Была у меня листовка с этими словами, только я её сожгла. Такие вещи опасно хранить. У одной девушки нашли такую листовку и отправили её в лагерь. Я, конечно, с этим согласился и посоветовал ей быть осторожней.

Мне тоже попалась как-то листовка со словами антинемецкой песни.
Я ходил в библиотеку и искал там книги по истории Пскова. Взявши одну такую, я обнаружил в ней листовку написанную печатными буквами под копирку со словами партизанской песни. Как я теперь узнал, автором её был псковский поэт-партизан Иван Васильевич Виноградов (1918-1995). Я выучил слова и листовку уничтожил, а когда война кончилась, записал слова. Вот они:

Окутав даль волнистые туманы,
Ночное небо стало розовей.
И в эту ночь собрались партизаны
И дали клятву родине своей:
Родная мать! Мы все горим стремленьем
Громить врага как ночью, так и днём.
Скорей умрём, чем станем на колени,
И победим скорее, чем умрём!
Прошёл отряд по просекам знакомым
С тех пор – могуч и грозен тёмный лес.
Сосновый бор, ты стал родным нам домом
Под вечным сводом купола небес.
Коварен враг, и цели его мерзки
Он за бронею жмётся у дорог.
Страшны врагу леса и перелески,
Стреляет метко каждый бугорок.
Строчит «максим» – не сунешься в лощину.
Бьёт автомат – свинцовый ураган!
Запомнит враг советскую Псковщину
И не забудет красных партизан!

В листовке было только пять из девяти куплетов, да и те отличались от текста, который был в 1995 г. включён в сборник «Душа и память в плену». То ли писавший листовку не запомнил слов, то ли списал у кого-то, кто сам писал по памяти. Во всяком случае, это говорит о популярности песни Виноградова.

Р.Полчанинов

Перепечатка разрешается с условием ссылки на источник. (с)
R. Polchaninoff 2004